Мурман – 2012. Печенгский монастырь: история.

реподобный Трифон, основатель Печенгского монастыря Немногим известно, что в старые годы, далеко на севере, у границ Финмаркена, на диких берегах Ледовитого моря стояла обширная обитель, славившаяся по всей Руси своей святынею, своим богатством, своею промысловою деятельностью. Из всех монастырей русских эта обитель ушла всех дальше на север и стояла почти на 70° с. ш. недалеко от устья р. Печенги, к востоку от теперешней русско-норвежской государственной границы. В то время этой границы еще не было, и лежавшие около монастыря урочища Нейден, Пазрек или Пасвиг, Печенга или Пайзен, составляли общую собственность России и Норвегии и назывались Faelles distrikt. Жители их были двоеданщики, платили подати и московскому царю, и королю датскому.

Теперь самою северною во всем свете считается Соловецкая обитель, на Белом море, ибо Печенгского монастыря уже не существует, от него не осталось никаких следов, все заросло, засыпалось, исчезло. На его месте стоят теперь вековые деревья. Только в народной памяти живут еще смутные, таинственные предания о подвижниках этой обители, об ее богатстве, судостроении, китобойном промысле и торговле с дальними странами, да строитель монастыря, преподобный Трифон, чествуется до сего времени по всему православному миру, как великий угодник Божий и строгий подвижник.

Но не вся жизнь преп. Трифона протекла в служении Богу. По преданию, в юности своей он был страшным разбойником и с шайкою своих товарищей опустошал пределы Финляндии и Корелии, убивал народ, жег селения и проливал много человеческой крови. Но как же мог этот человек сделаться святым угодником, что обратило его на путь спасения? Предание рассказывает об этом следующее. Этого страшного атамана в его опустошительных набегах сопровождала всегда молодая, красивая подруга. Одетая в мужское платье, она следовала за ним всюду. Была ли она его женою или любовницею — неизвестно. Звали ее Еленою и происходила она из знатного рода; Трифон же, напротив, был сын бедного священника из города Торжка, Тверской губернии. Он жил учителем в доме ее отца и, как это иногда случается, молодая девушка так влюбилась в домашнего учителя, что решилась покинуть для него родительский дом и быть его неразлучною спутницею в его буйной, полной опасностей и приключений жизни. Часто своею кротостью и влиянием, которое она имела на Трифона, ей удавалось спасать много невинных жертв и укрощать его дикий нрав. Но вот однажды ей случилось заступиться за одного из молодых слуг Трифона, обвиненного своими товарищами в измене. Несчастному не избежать бы смерти, если бы в то время, как Трифон хотел поразить его на месте ударом топора, к нему не бросилась Елена и не закрыла собою жертву. Ревность вспыхнула в сердце Трифона. Под влиянием шумной попойки, не помня себя от злобы, Трифон взмахнул топором, и Елена с раскроенным черепом повалилась к его ногам… Это убийство совершенно изменило последующую жизнь Трифона. Оставя свою шайку, ища уединения, блуждал он по дремучим лесам, заходил в глухие, безмолвные пустыни. Долго не видал он ни одного лица человеческого. Мучимый тоскою и угрызениями совести, он дал обет никогда не употреблять питья, в котором есть хмель, не есть мяса, а питаться одною рыбою и дикими кореньями. С тех пор он не носил никогда белья и подпоясывался простою веревкою вместо драгоценного пояса, на котором носил прежде нож свой. В таком виде отправился он в далекий путь, в неведомую страну у Ледовитого моря. Он шел все дальше да дальше, забираясь все ближе да ближе к северу, пока не открылось пред ним беспредельное море и дальше идти уже было нельзя. Жил тут народ «дикая лопь», поклонявшийся идолам, змеям и другим гадам. Здесь построил он себе в 1524 году келью на берегу реки Печенги в десяти верстах от морского залива. Много лет прожил не видя людей, питаясь рыбою, которую сам ловил в реке, кореньями и ягодами, которые попадались ему в лесу. Молва об этом затворнике, жившем на крае моря в убогой хижине, и об его подвижнической жизни распространялась все далее и далее. Мало-помалу к нему начали стекаться богомольцы и странники, побуждаемые желанием взглянуть на эту жизнь, исполненную трудов и служения Богу. Тогда задумал он построить небольшую часовню. Сам рубил для нее бревна в печенгском лесу и носил их на своих плечах. В этой часовне поставил он нарисованные им самим образа. Народ все более и более стекался к нему. Что-то тянуло набожные сердца богомольцев к этому простому храму, одиноко стоявшему в глуши, в пустыне, где полгода царит мрак и в полдень все та же безрассветная ночь, и где зато в другую половину года солнце никогда не заходит и даже в полночь светит тепло и ярко. Наиболее усердные странники, посещавшие Соловецкую обитель, доходили и до Печенги и приносили сюда свои посильные жертвы и вклады за упокой души своих усопших родственников или во искупление грехов своих. Возвращаясь в обратный путь, они сбирали вокруг часовни на тундре пучочки трав и цветов, приносили их с собой домой и хранили как дорогую святыню, как воспоминание о трудном пути и о далеком храме. Местное население также сходилось к часовне, и скоро полюбилась Трифону эта бедная, погруженная в идолопоклонство дикая лопь, и предпринял он великое дело просвещения этих людей светом Христова учения. Но не сразу открылись сердца язычников для святой проповеди. В особенности пользовавшийся в их среде уважением колдун подстрекал их к сопротивлению. Лопари таскали пр. Трифона за волосы, бросали на землю, грозили убить, если он не уйдет от них. Часто они готовы были привести свои угрозы в исполнение, но Бог охранял его. Когда он приходил к ним, они отводили его на ночлег к берлоге, подмешивали сору и всякого зелья в яство и питие, которое он употреблял, и всячески мучили его. Но он как истинный подвижник Христов неустанно относился к ним со смирением, терпеливо, с надеждою на помощь Божию переносил обиды и, наконец, кротость его восторжествовала. — Ненависть лопарей сменилась любовью и уважением. Слова его проповеди привлекали к себе все более и более слушателей, но проповедник не мог крестить новообращенных, ибо сам не был еще посвящен в священнический сан. Русские рыбопромышленники, каждое лето приходившие на Мурманский берег, также охотно посещали часовню Трифона, уделяя десятую часть своего улова на дело Божие. Таким образом, в руках Трифона начали появляться материальные средства для продолжения взятого нм на себя подвига, и у него начало являться сознание необходимости расширить начатое дело, приискать себе помощника, возобновить давно порванную им связь с остальным миром. И вот предпринял он около 1530 года путешествие в Новгород к митрополиту Макарию. Получив от него благословение на устройство церкви на реке Печенге, он вернулся обратно, но на этот раз не один. Он привел с собою строителей и с их помощию воздвиг красивую деревянную церковь ниже по реке Печенге, ближе к впадению ее в морской залив. Церковь эта оставалась неосвященною около двух лет, пока в 1532 году Трифон не посетил места, где ныне стоит город Кола, основанный позднее в 1582 году. Здесь при устье реки Колы в 1529 году (а по некоторым источникам даже еще в 1475 году) построена была церковь и основана обитель Соловецким монахом Феодоритом. Встретив здесь иеромонаха Илию, Трифон уговорил его идти с ним в Печенгу и освятить церковь во имя Живоначальные и Нераздельные Троицы. Затем Илия постриг его в сан монашеский3 и крестил всех обращенных им в христианство лопарей. Таким образом, положено было основание монастырю, который возник впоследствии около церкви. Слава о святости преподобного Трифона привлекала на Печенгу много лиц духовного и светского звания, желавших поселиться на сем месте. Впоследствии собравшиеся выбрали из среды себя игумном старца Гурия, также пешком пришедшего сюда.

С каждым годом в Печенгский монастырь собиралось все более и более монахов и светских людей и на собираемые подаяния все более и более ширились и росли строения обители. Уж 30—40 лет спустя после того, как преподобный Трифон поселился в этих местах, т.е. в 1565 г., обитель насчитывала у себя 20 монахов и 30 монастырских служек. С того же времени начали приходить к монастырю морем различные суда, приходило много народу с товарами из Холмогор и Сердоболя, часть которых предоставлялась монастырю в видах получения от него права на сделки с лопарями. К этому же времени относится основание Трифоном новой церкви при устье реки Печенги или, по другим известиям, на острове, в Печенгском заливе. Эта церковь была построена во имя Пресвятой Девы Марии. Сюда по временам удалялся Трифон, жил здесь затворником и совершал богослужение. У самой церкви или у того места, где она стояла, впадает в залив речка, носящая название Трифонова ручья. Название это она получила от того, что Трифон обыкновенно удил в ней рыбу во дни своего затворничества.

Преподобный Трифон умер 15-го декабря 1583 г. По преданию он родился в 1500 г. или несколько позднее. Во всяком случае, он достиг преклонного возраста. Деть рождения его, по всей вероятности, относится к 1-му февраля, ибо в оба эти дня, 1-го февраля и 15-го декабря чествуется память этого угодника. Согласно его завещанию, тело его было погребено в церкви Святой Девы Марии, но впоследствии перенесено оттуда в церковь, стоящую вверх по реке верст на десять и до сих пор известной под именем церкви преп. Трифона. Там, пред самою церковью, указывается до сих пор его могила и крест.

Монастырь, его торговля и промышленность И после смерти Трифона значение и благосостояние монастыря продолжало возрастать, число братии быстро увеличивалось, а вместе с тем увеличивался и обстраивался самый монастырь. Ежегодно посещавшие обитель странники и богомольцы помещались теперь в особой просторной «гостинице». Рядом с монастырскими кельями стояли монастырские службы, в которых помещались рабочие, и все эти строения, кельи и церковь, обнесены были высоким частоколом. Времена были неспокойные. Легко могло случиться, что какая-нибудь вражья шайка могла забрести сюда и разграбить монастырское добро.

Кроме судостроения обитель занималась вываркою соли в таких широких размерах, что снабжала ею не только окрестное население, но и отправляла даже ее во внутрь России на своих судах, привозивших с обратным грузом для нужды обители муку, воск, холст, веревки, снасти. Соленые варницы, по всей вероятности, были устроены на Рыбачьем полуострове, где морской рассол гораздо менее содержит в себе примеси пресной воды из впадающих в море рек. Одним из наиболее выдающихся образцов монастырской предприимчивости может служить постройка мельницы в Княжухе тотчас за монастырскими стенами. Эта постройка и осталась, между прочим, как мы видели, единственным памятником о былом процветании монастыря. Хозяйственные соображения убеждали монахов, что гораздо выгоднее привозить хлеб в зерне и самим перемалывать его, нежели покупать муку, как это делается теперь на севере. На монастырском скотном дворе стояло немалое число скота, для которого косилось сено на Рыбачьем полуострове, по реке Печенге и по другим многочисленным угодьям, заросшим ныне вековыми березами. Скот держался не только для нужд обители, но для продажи и в особенности для выделки кож, ибо доподлинно известно, что монастырь имел дубильню и занимался выделкою шкур как для себя, так и для продажи. Надо полагать, что монахи не оставляли и горного дела, и может быть им принадлежит начало промывки золота внутри Лапландии. Но самою обширною и значительною отраслью в монастырском хозяйстве были, без сомнения, морские и речные, рыбные промыслы, и вывоз рыбных продуктов. Монахи отлично сумели воспользоваться всеми выгодами, предоставленными в их пользу жалованною грамотою царя Ивана Васильевича. Все, что заключала в себе вода и суша, все принадлежало монастырю, и так как местное население не имело возможности за удовлетворением своих потребностей поставлять или продавать излишек своих трудов никому другому, кроме монастыря, то установление цен вполне зависело, конечно, от усмотрения сего последнего.

Монастырь имел свои собственные рыбные промыслы, на которых лов производился руками многочисленных монастырских служек и послушников, живших частью в самом монастыре, частью у лесных складов, у мельниц и в Волоковой губе. В руках монастыря скоплялось таким образом столько рыбы, что он не только отправлял ее в Вардэ и в Архангельск, но вошел в торговые сношения с иностранными городами, с Антверпеном и Амстердамом.

Предание об Анике рассказывается до сих пор на Мурмане и до сих пор близ становища Цып-наволок, на материке, против Аникиева острова, указывается его могила. По преданию, Аника был убит «наживодчиком» т.е. одним из рыбопромышленников, занимавшимся наживлением крючков при тресковом лове. Фрис же в своем рассказе освобождение Мурмана от этого разбойника приписывает своему герою Амвросию. Испросив предварительно благословение от своего игумена, старца Гурия, Амвросий переоделся из монашеской рясы в платье рыбака и рано утром, в сопровождении своего друга Уннаса, отправился из Печенги пешком через тундру к Аникиевой гавани. Приставши здесь в качестве простого рыбопромышленника к одной из рыболовных шняк, он уговорил своих новых товарищей не отдавать Анике обычной доли улова и вступил с ним в бой. Долго исход поединка казался сомнительным, как вдруг среди боя с головы Амвросия слетела шапка, и его длинные волосы рассыпались по плечам. Вид сражающегося с ним монаха навел невольный ужас на Анику. Он упал духом и был убит Амвросием. Аникины люди в ужасе бросились в бегство; добежав до корабля, они поспешно подняли якорь и уплыли. С тех пор их больше не видали. Русские вырыли посреди круга могилу, зарыли в нее тело Аники и набросали сверху каменьев.

Велика была радость монастырской братии, когда возвратился Амвросий с вестью о победе. Отслужили благодарственный молебен, и Амвросий снова впал в свою обычную отчужденность от мира.

Источник неизвестен